В июне 1941 г. под ударом немецко-фашистских войск оказались наиболее густонаселенные и промышленно развитые регионы СССР – Белоруссия, Украина и западные области РСФСР. На территории, оккупированной немцами к ноябрю 1941 г., до войны проживало без малого 40% населения страны и было сосредоточено почти 35 тысяч предприятий различных отраслей. Здесь плавили 68% всего советского чугуна, 60% алюминия и 58% стали, добывали 63% угля.
В зоне боевых действий и в прифронтовых районах оказались 4/5 оборонных предприятий страны, в том числе почти все (66) авиационные заводы. Оставить все это врагу было равно самоубийству – немцы успешно интегрировали промышленные предприятия завоеванных стран и с удовольствием воспользовались бы новой возможностью существенно усилить свой военно-промышленный потенциал. А на восстановление безвозвратно утраченных ресурсов нашей стране потребовались бы слишком много времени и сил. Ни того, ни другого у нее не было.
Эвакуация стала первоочередной задачей, от решения которой судьба страны зависела не меньше, чем от боевых успехов Рабоче-крестьянской Красной армии.
Опыт эвакуации у руководства СССР и командования РККА отсутствовал. В первый и последний раз эвакуация в России проводилась в І Мировую войну, когда в глубину страны были перемещены предприятия Варшавского и Прибалтийского промышленных узлов. Но их оборудование так и осталось неиспользованным. Этот опыт изучался в 1920-1930-е гг. Был даже составлен некий план эвакуации, но уже к 1937 г. он потерял всякую актуальность.
А новые планы не обсуждались: советская военная доктрина основывалась на тезисе «Бить врага малой кровью на чужой территории». Поэтому любые разговоры об эвакуации расценивались как провокационные и пораженческие. Единственное, о чем можно сказать с уверенностью, но без конкретных цифр, так это о создании резервных оборонных мощностей. С 1939 г. в Поволжье и на Урале началось нигде не афишируемое строительство заводов-дублеров – промышленных площадок под будущие предприятия. В одних случаях это были лишь фундаменты заводских корпусов, в других – корпуса с подведенными к ним коммуникациями. На какой-то стадии строительство консервировалось, и объект ждал своего часа.
Именно так возник единственный в нашей республике завод-дублер – завод № 284 (ныне Сарапульский электрогенераторный завод). СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о его строительстве 17 декабря 1939 г. Завод должен был по команде «сверху» принять оборудование и развернуть производство самопусков и компрессоров для боевых самолетов. Строительство началось во второй половине 1940 г., и к лету 1941 г. на южной окраине Сарапула появилась первая очередь главного корпуса будущего предприятия и элементы его инфраструктуры: кузница, гараж, конюшня, столовая, магазин (!), амбулатория, 3 общежития, 3 рубленых дома и 12 бараков. Строители подтянули к объектам временный водопровод, который должен был питать, помимо прочего, пожарное депо и баню-прачечную.
С началом войны производственная площадка была законсервирована. Ее не тронули даже осенью 1941 г., когда руководство города лихорадочно искало площади для размещения оборудования завода № 203 (будущего Сарапульского радиозавода). И только 6 февраля 1942 г. Наркомат авиационной промышленности решил разместить на заводе № 284 производство самолетных генераторов и регуляторных коробок. К тому времени выяснилось, что Кировский агрегатный завод, принявший в 1941 г. оборудование московских заводов им. Лепсе и им. Дзержинского, не обеспечивает бесперебойные поставки самолетных генераторов для пикирующих бомбардировщиков Пе-2, выпуск которых наращивал Казанский авиазавод.
В мае 1942 г. из Кирова на площадку завода прибыли эшелоны с оборудованием и 125 специалистов завода им. Лепсе. Они составили костяк коллектива, который пополнялся жителями Сарапула, в основном стариками, женщинами и подростками, окончившими ускоренные курсы ФЗО. И уже в августе на Казанский авиазавод ушла первая партия самолетных электрогенераторов ГС-1000.
Мы и сегодня не знаем, где и сколько заводов-дублеров было построено в предвоенные годы. Но в любом случае они существенно помогли резко сократить время между началом выгрузки эвакуированного оборудования и выпуском готовой продукции. Так что расхожие представления об эвакуированном заводе как о станках в чистом поле не совпадают с реальностью. В чистое поле оборудование выгружали не везде и не всегда.
И все-таки шанс на планомерное проведение эвакуации у нас был. 3 июня 1941 г. на рабочий стол И.В. Сталина лег проект постановления Совнаркома СССР «О частичной эвакуации населения г. Москвы в военное время». Резолюция вождя была жесткой: «Ваше предложение о "частичной" эвакуации населения Москвы в "военное время" считаю несвоевременным. Комиссию по эвакуации прошу ликвидировать, а разговоры об этом прекратить. Когда нужно будет и если нужно будет подготовить эвакуацию – ЦК и СНК уведомят вас».
В итоге в первые дни войны эвакуация населения и предприятий носила стихийный характер и проходила в невероятно сложных условиях. Внезапность агрессии и стремительное продвижение войск противника, громадный театр военных действий, массированные авиационные удары и артиллерийские обстрелы, ожесточенные бои на улицах и площадях многих городов – все это предельно затрудняло ход эвакуации и часто превращало ее в плохо организованное бегство.
Осознание масштабов надвигающейся катастрофы пришло к руководству страны быстро. Уже 24 июня 1941 г. (до создания Государственного комитета обороны!) при Совнаркоме СССР был создан Совет по эвакуации под председательством наркома путей сообщения Лазаря Кагановича. Позже его сменил секретарь ВЦСПС Николай Шверник. Но вся практическая работа по организации эвакуации лежала на плечах 37-летнего (!) заместителя председателя Совнаркома (по нынешней табели – зампред правительства страны) Алексея Николаевича Косыгина.
27 июля в силу вступило постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества», 30 июля СНК СССР и ЦК ВКП(б) потребовали от советских и партийных органов: «При вынужденном отходе частей Красной армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего». 5 июля появилось специальное постановление «О порядке эвакуации населения в военное время».
Так началась организованная эвакуация.
Она началась с инвентаризации. Сотрудники Совета взялись за опись всего оборудования и всех запасов комплектующих и сырья на оборонных заводах и предприятиях гражданского назначения, которые предстояло перевести на военные рельсы. Первый список был готов 29 июля. Но события на фронте развивались так стремительно, что большое число предприятий из списка к этому моменту уже оказались в оккупации или в зоне боевых действий.
30 августа был готов новый эвакуационный список – «книга» на 385 листах и уже с четким обозначением того, какие предприятия и куда должны быть перемещены. Ориентируясь на этот список, Наркомат путей сообщения выделял заводам эшелоны и организовывал их движение. А в местах приема разворачивалась работа по подготовке к размещению людей и оборудования.
В первую очередь в глубь страны вывозили трудовые ресурсы. Совет по эвакуации разделил эвакуируемых на пять групп. Первую и вторую составили коллективы заводов и учреждений и учащиеся школ фабрично-заводского обучения и ремесленных училищ. Словом – все, кто мог немедленно встать к станкам на новых местах. В третью группу вошли семьи военнослужащих. В четвертую – воспитанники детских домов и интернатов. Самой многочисленной была пятая группа, состоявшая из тех, кто эвакуировался самостоятельно.
Сегодня невозможно представить, что творилось на железных дорогах, вокзалах и станциях в первые месяцы войны. На Запад непрерывным потоком шли эшелоны с войсками, вооружением, боеприпасами, горючим и продовольствием. Навстречу им на Восток рвались составы с ранеными и беженцами, оборудованием заводов, зерном, углем, ломом цветных металлов, крупным рогатым скотом. Отдельно и под серьезной охраной перевозились культурные ценности крупнейших музеев Москвы и Ленинграда.
По предписанию Государственного комитета обороны скорость эшелонов должна была составлять 500-600 км в сутки. На практике все обстояло много хуже. СССР все еще был страной одноколейных железных дорог, и заданная скорость передвижения была недостижимой. Чтобы хоть как-то ее увеличить, железнодорожники перешли на турное обслуживание локомотивов. Теперь поездные бригады не менялись на промежуточных станциях, а вели эшелон до точки назначения и обратно – до станции проживания бригады.
Ответственных за эвакуацию волновала не только скорость движения, но и его «качество». Эвакуированных и беженцев нужно было доставить в пункты назначения живыми и – по возможности – здоровыми. А в переполненных вагонах и даже на открытых платформах под ветром, дождем и снегом неделями, а то и месяцами ехали люди, успевшие взять с собой в дорогу минимум вещей и съестных припасов. Тут эффективно отработала идея А.Н. Косыгина, который предложил создать на важнейших транспортных узлах эвакопункты. На них старшие вагонов получали на всех пассажиров хлеб и другие продукты. Каждый эвакопункт обеспечивал всех желающих кипятком (пить сырую воду категорически запрещалось во избежание эпидемий) и местом для санобработки одежды. На большинстве эвакопунктов можно было поесть горячей пищи в станционной столовой и получить элементарную медицинскую помощь.
Еще одна идея А.Н. Косыгина связана с созданием Центрального справочного бюро: в немыслимой суматохе переполненных вокзалов и станций люди часто отставали от своих эшелонов, терялись, уезжали не туда, куда направлялись. За первые шесть месяцев войны Центральное справочное бюро обработало почти миллион запросов и помогло разыскать 167 тысяч человек.
Применительно к эвакуации этот тезис можно развернуть следующим образом: а) демонтировать завод как можно позже; б) везти как можно быстрее; в) запускать как можно раньше; г) производить как можно больше.
Чтобы сократить сроки вывода предприятий из строя, их оборудование старались демонтировать, грузить и отправлять к месту назначения в самый последний момент, когда угроза их захвата становилась в буквальном смысле очевидной. Поэтому многие предприятия вывозили под авиаударами и артиллерийским огнем противника. При этом нужно было выполнить еще один приказ – грузить оборудование в строгой комплектности, по производственным циклам. И каждый вагон или открытая площадка представляли собой фрагмент или самостоятельный блок будущего производства.
Порой производство разворачивалось по ходу движения составов. Например, оборудование Ржевского завода по производству уплотнительных материалов и прокладок было отправлено сначала в Саратов, затем – в Уфу. От Саратова до Уфы первый эшелон ехал около месяца. Люди питались мерзлой картошкой, которую жарили на касторовом масле (кому в детстве прописывали касторку, тот представляет вкус и запах той картошки). И чтобы не тратить время даром, в одном из вагонов установили ручной пресс, 24 часа в сутки изготавливали продукцию и партиями передавали ее заказчику – одному из оборонных заводов.
Скорость перемещения от коллективов эвакуированных предприятий не зависела. От них зависели темпы разгрузки и монтажа оборудования. Здесь-то и срабатывал принцип комплектности: оборудование разгружалось и перемещалось на производственные площадки целыми блоками и узлами. Время на их монтаж сводилось к минимуму. В лучшем случае в точке назначения эвакуированный завод ожидала заранее подготовленная площадка, как это было с будущим СЭГЗ. Часто оборудование эвакуированных предприятий интегрировалось с производственными мощностями уже работающих заводов, и тогда площадки под них достраивались по ходу дела. Наконец, нередкими были случаи, когда эвакуированный завод начинался буквально «с нуля». Тогда сначала копали и заливали фундаменты под станки, потом подводили к станкам электричество и запускали производственный процесс. И лишь потом начинали возводить заводские корпуса и накрывать их крышами.
Цель была одна – как можно скорее запустить производство и постоянно наращивать его объемы. Поэтому люди часто жили в цехах, приходя домой только чтобы проведать семью, постирать и починить обувь и одежду. Да и понятие «дом» в то время приобрело новое содержание. Домом для эвакуированных стали съемные квартиры, переполненные коммуналки, тесные бараки. В некоторых случаях – на начальном этапе – землянки. Быт эвакуированных в первые месяцы войны – еще одна содержательно богатейшая, но нераскрытая тема.
Но как бы там ни было, с июля по ноябрь 1941 г. на Восток страны было перемещено не менее полутора тысяч промышленных предприятий: 226 – в Поволжье, 667 – на Урал, 244 – в Западную Сибирь, 78 – в Восточную Сибирь, 308 – в Казахстан и Среднюю Азию. На это понадобилось 1,5 млн вагонов. И уже к концу 1942 г. наша страна начала выпускать вооружения и военную технику больше, чем Германия и ее союзники.
По данным Центрального государственного архива Удмуртии, к концу декабря 1941 г. в нашу республику было эвакуировано 65 предприятий и организаций, в том числе 49 заводов из Киева, Харькова, Мелитополя, Одессы, Москвы, Тулы и других городов СССР. Часть эвакуированных предприятий слились с действующими предприятиями Ижевска, Сарапула и Воткинска. Другие разместились на специально отведенных площадках: Мелитопольская швейная фабрика расположилась на территории Ижевской швейной фабрики, обувные фабрики Харькова, Орла и Торжка – на территории Сарапульского кожкомбината. В Камбарке на мощностях заводов Очакова и Петрозаводска производились цистерны для перевозки бензина и ГСМ и дымовые шашки.
Одним из первых (в ноябре 1941 г.) в Удмуртию переместился Московский электромеханический завод им. С. Орджоникидзе (завод № 203). Как мы уже писали, руководство тогда небольшого и совсем не промышленного Сарапула с ног сбилось в поисках площадей и помещений, на которых можно было разместить оборудование этого по тем временам высокотехнологичного предприятия, которое до войны выпускало для армии средства связи. В дело пошли летние павильоны городского рынка. Часть оборудования пришлось разместить на площадях мастерской Горпромторга, артели им. 14 лет Октября и в мастерских Наркомата соцобеспечения. А в 40-градусные морозы началось строительство производственных корпусов.
В таких условиях развернулось производство средств связи и навигации для танков, транспортной, дальне- и ближнебомбардировочной авиации, штурмовиков и истребителей. «Голосом и ушами» легендарного советского танка Т-34 были сарапульские радиостанции «Тапир», с 1943 г. завод развернул серийный выпуск радиополукомпасов «Пчела», в 1944 г. инженеры и конструкторы завода создали массовую танковую радиостанцию. Спецтехнику, разработанную на заводе № 203, тиражировали оборонные предприятия Омска, Новосибирска, Горького, Барнаула и Чебоксар.
В течение всей войны завод № 203 оставался единственным в СССР предприятием, производившим радионавигационную аппаратуру для транспортной и дальнебомбардировочной авиации. С 1941 по 1945 г. завод дал фронту свыше 156 тысяч единиц первоклассной радиоаппаратуры и 7 мая 1945 г. был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Он (позже – Ижевский механический завод) был создан решением Государственного комитета обороны от 20 июля 1942 года на базе эвакуированных в Ижевск цехов Тульского оружейного и Подольского механического заводов. Заводу № 622 была передана и часть оборудования завода № 74 – Ижевского машиностроительного завода. Освоение производства оружия здесь шло параллельно со строительством производственных корпусов. А производил завод так необходимые фронту противотанковые ружья конструкции Симонова и Дегтярева, пистолеты ТТ, револьверы Наган, ракетницы, запальные трубки Норденфельда (ими комплектовались выстрелы патронного заряжения к зенитным, танковым и противотанковым пушкам), шаровые установки для танкового пулемета, противотанковых ружей.
Уже в марте 1943 г. завод стал ежемесячно справляться с плановыми заданиями, а годовой план выполнил по всем основным показателям. А всего за годы войны Завод № 622 произвел более 130 тыс. противотанковых ружей, 1 млн 300 тыс. пистолетов и револьверов, 250 тыс. сигнальных ракетниц и много другой военной техники.
Будущий Воткинский машиностроительный завод в годы войны принял более 10 тыс. сотрудников и 1100 вагонов с оборудованием четырех эвакуированных заводов. С июля по сентябрь 1941 г. в Воткинск прибывали эшелоны с Киевского завода «Арсенал» (Завод № 393). Последние эшелоны еще только приближались к городу, а поступившее оборудование уже вступило в строй. В 1942 г. завод пополнился оборудованием оборонных предприятий Подмосковья, Сталинграда и Новочеркасска.
В октябре 1941 г. завод № 235 приступил к серийному производству легендарной «сорокапятки», в 1942-м поставил на поток противотанковую пушку ЗИС-3, которая была признана непревзойденным орудием Второй мировой войны. Победный май подвел основной итог: артиллерийский завод № 235 за годы войны изготовил более 52 тыс. пушек различного калибра, более 3 млн корпусов к снарядам и авиабомбам. В 1945 г. за вклад в Победу завод был награжден орденом Ленина.
Ввод в строй эвакуированных и увеличение производства на уже существовавших предприятиях республики обернулся тем, что к маю 1945 г. Ижевск стал основным центром производства стрелкового оружия в нашей стране, Воткинский машиностроительный завод выпускал каждую девятую советскую противотанковую пушку, а Сарапульский электрогенераторный и радиозавод производили эксклюзивную продукцию для авиационных и танковых заводов.
Эвакуация стала одним из важнейших звеньев процесса превращения Удмуртии в один из крупнейших промышленных и оборонных центров СССР.
Виктор Чулков