Украинский национализм – истоки и природа явления

Национализм: «От Ромула до наших дней»

Национализм суть утверждение превосходства своего племени над чужими – в древности дело обычное. Первыми известными националистами Европы были древние греки. Всех не греков, они пренебрежительно называли варварами – «безъязыкими».

В число варваров входили и македоняне, чей язык, хотя и незначительно, отличался от греческого. В частности, там, где в греческом слове слышался звук [f], в македонском звучало [b]. И царя Македонии, которого мы называем Филиппом, на родине звали Билиппом. Что вызывало гомерический хохот у эллинов, поскольку глагол «биллио» у них имел непристойное значение. В Афинах на эту тему сочиняли частушки и разыгрывали театральные сценки.

Билипп попытался снять с Македонии обвинения в варварстве и попросил, чтобы на Олимпийских играх (тогда, как и сейчас, туда допускались только «правильные» народы) выступил «гонщик на колеснице» от имени Македонии, что зафиксировало бы культурный статус страны. Причем царь соглашался даже на то, чтобы возница был эллином, лишь бы тот выступал под «македонским флагом» (в российском спорте ситуация обратная). Последовал высокомерный отказ. Македонянин просил снова и снова. После очередного, особенно оскорбительного отказа Билипп разуверился в возможности культурной интеграции с Грецией и перешел к плану «Б» – военной интеграции. Царь двинул свою «балангу» на фаланги греческих полисов и раздавил их в битве при Херонее.

Что интересно – ни македонская, ни последующая римская оккупация Эллады не освободили греков от идеи национального превосходства. Они продолжали утверждать, что «эллином быть почетнее, чем римлянином» («Пусть тогда добавят – почетнее быть рабом, чем господином», – сплюнул Катон Старший).

История эта, примечательная во всех отношениях, свидетельствует, что националистическую идеологию нельзя победить силой оружия. Идею может победить только идея. Эллинский национализм ослаб лишь тогда, когда Греция стала христианской страной. Ибо ортодоксальное христианство не признает национальных различий: «несть ни эллина, ни иудея». Практически буквально эту максиму повторяет и ислам: «нет ни араба, ни неараба». Мировая религия, дающая человеку нечто большее, чем племенное родство, являет собой идею, способную победить национализм.

Под влиянием христианства греки, наконец, перестали быть эллинскими националистами и сделались ромеями – как и положено подданным римского императора. Свою роль сыграло и то, что римляне предоставили права римского гражданина («права человека») всем обитателям «Римского мира».

Но оскудевает вера и рушатся империи. И национализм вновь выходит из тени.

«Москва – Третий Рим»

Российская империя многое переняла от Восточной Римской империи и Улуса Джучи Орды Чингиса. От первой она унаследовала православие, от второго – беспрецедентную веротерпимость. Православный интернационализм русского простонародья и татарская веротерпимость правящих кругов дали уникальный результат – в составе Российской империи удалось объединить сотни различных племен и народов. Свою роль сыграла и кадровая политика самодержавия – при присоединении новых земель туземная элита входила в состав российского истеблишмента. Однако по мере развития капитализма в России старая аристократия теряла свои позиции и на первые роли выходила новая элита – буржуазная. С ярко выраженными националистическими убеждениями.

Капитализм без национализма невозможен. Собственно, самому возникновению капиталистического строя предшествовала националистическая модернизация христианства, совершенная протестантизмом. Дело не только в том, что один из его основоположников – Кальвин – прямо утверждал, что люди делятся на богоизбранных и богом отверженных. Дело еще и в том, что сложный для понимания текст Евангелия требует толкования. Толкования католичества и православия опираются на решения Вселенских соборов. Отвергнув католичество, протестанты отвергли и решения соборов. Но опираться на чей-то авторитет в своих интерпретациях необходимо – протестанты стали опираться на книги Ветхого Завета, текстуально – иудейской Торы. А там, как можно догадаться, очень много чего про богоизбранный народ. Протестанты решили, что это про них.

Социально-экономическим проявлением протестантской идеологии стало деление мира на капиталистические метрополии, населенные «культурными людьми», и колонии, где живут «унтерменши». (У компрадорской буржуазии национализм принимает зеркальный характер – неполноценным объявляется не чужой народ, а свой.)

Для Российской империи переход к капиталистическому строительству означал не только отказ от православных ценностей, но и возрождение национализма.

«Окраина чуждого мира»

Если древнегреческая и многие другие националистические идеологии выросли на собственной почве, то украинский национализм, наоборот, возник как череда бесконечных отказов от своей идентичности. Начиналось все, на первый взгляд, безобидно. В 1253 году князь Даниил Галицкий, не желая вместе со всем остальным «русским миром» оказаться под монголо-татарским игом, принял корону от папы Римского. Это решение, казавшееся таким выгодным, не учитывало одного: власть Хана была военной, но не культурной. Власть Запада базировалась на уничтожении чужой культуры. Это смог понять Александр Невский, который предпочел подчиниться Хану, лишь бы остаться русским и противостоять Западу. В результате Русь Александра Невского сначала вынесла иго и освободилась от него, затем стала Царством, потом – Империей. А Русь Даниила Галицкого, стремясь сохранить политическую свободу, попала в духовное рабство. Ушедшим на Запад бывшим русским уже в XV-XVI веках поменяли веру – с православной на униатскую. Униатство представляло собой объединение православной обрядности с католической доктриной под властью папы Римского. Такими – внешне русскими, прозападными по сути – украинским националистам предстояло остаться навеки.

За отказом от веры последовала утрата языка: польские паны решили, что хлопам не по чину иметь свой język. Украинцам оставили только «мову», сделали их «безъязыкими», «варварами». Рагули приняли позор, как славу. На мови писал свои вирши Тарас Шевченко, судьба и поступки которого ярко иллюстрируют суть украинского национализма.

Тарас был крепостным Энгельгардта, каковой происходил из древнего польского шляхетского рода. Из крепостного состояния Шевченко был за баснословные деньги выкуплен на свободу представителями петербургской элиты. Сразу после того как русские освободили его от власти пана-поляка, Шевченко принялся сочинять стишки о «тяжкой доле Украины в русском рабстве». Дописался до грязных пасквилей на императрицу. За такое в культурной Европе отрезали язык вместе с головой. Царь всего лишь направил Шевченко в рекруты. Обычную для русского человека того времени солдатскую службу украинский кобзарь живописал как страшную и незаслуженную кару («А мени за що?!»).

Поведение Шевченко копирует поведение «козацкой» старшины, которая, сразу после того как Москва выкупила Украину из польского рабства, принялась преступать клятвы верности (уже сын Хмельницкого изменил присяге). Обращаясь к украинцам спустя всего полвека после Переяславской рады, царь Петр воскликнул: «Да придет ли когда конец вашим изменам?!».

Конец так и не пришел. И сразу после победы буржуазной революции в России на Украине началась очередная мазеповщина.

«Окраина нового мира»

17 марта 1917 года на Украине была создана Центральная рада, взявшая курс на отделение от России. De facto отделение состоялось летом 1917 года, когда Генеральный секретариат ЦР был провозглашен высшим распорядительным органом на Украине. 11 января 1918 года Рада провозгласила создание Украинской народной республики. И тут же попросила Германию и Австро-Венгрию ввести войска на территорию УНР («Украина – цэ Эуропа!»). Только под немецким сапогом украинские националисты чувствуют себя по-настоящему свободными.

Но немцы недолго продержались на Украине, и уже в 1920 году Западная Украина вошла в состав Польши, а Восточная в 1922 году стала частью СССР. Однако большевики вскоре столкнулись с катастрофической нехваткой кадров на местах – коммунистов на Украине было мало. Зато много желающих попасть на руководящие должности. И националисты вступили в КП(б)У. Перекрасившись в красный цвет, они принялись строить «радяньску Украину» на свой манер: уже в 1925 году ЦК КП(б)У принял резолюцию об украинизации – местных русских начали записывать в украинцы и учить их мове.

Все это делалось с неописуемой наглостью, о чем свидетельствует хотя бы протокол встречи литераторов УССР со Сталиным в 1929 году. Там, в частности, была высказана куча упреков в том, что в Москве ставят «Дни Турбиных» Булгакова, а «вин погано размовляе на украинской мови». В ответ на резонное замечание в духе «пишитэ лутшэ, будэм ставить и вас», раздался вой о великодержавном шовинизме. Понятно, что ряд участников встречи быстренько репрессировали. Но репрессировать всех украинских националистов Сталин не мог – с кем тогда работать в УССР? (По подобной причине он запретил сажать геев Большого театра: «Кто тогда будэт танцэват?».)

Даже членов ОУН в СССР не расстреливали, а направляли на перевоспитание в лагеря. Возможно, лет за двадцать пять их и удалось бы перевоспитать, но столько времени у лагерной охраны не оказалось. Уже в 1956 году Хрущев отпустил домой 20 тысяч активных членов ОУН. Хрущев не просто амнистировал бандеровцев, он сквозь пальцы смотрел на то, как укронаци занимают ответственные посты. Даже на пост 1-го секретаря ЦК КПУ был назначен не скрывавший своих националистических убеждений Петр Шелест. Если Хрущева Мао называл «редиской»: красным снаружи, белым внутри, украинских партработников стоит назвать «порченой редиской»: снаружи красной, а внутри – с «жовтой» гнилью и «блакитной» плесенью.

Глядя на масштаб националистических тенденций в УССР, можно удивляться тому, как вообще оказалось возможно социалистическое строительство на этой территории («Как же, позвольте?.. Он служил в очистке…»). Но ничего удивительного здесь нет. Советская Украина стала возможной в силу наличия наднациональной и интернациональной коммунистической идеи. Именно она выхолостила националистические потуги украинских элит и контрэлит, подняла украинский народ на создание индустрии, борьбу с фашизмом, строительство лучшего мира.

Когда коммунистическая идеология пошла на дно – национализм выплыл наружу. И чтобы загнать его обратно в подполье, необходимы идеалы повыше племенного родства, необходима наднациональная идеология. Идеология капитализма, в особенности компрадорского, таковой быть не может.

Андрей Солдаткин