Миллионы, стертые в лагерную пыль

Почти все исследователи сходятся во мнении о том, что доля «политических» от общего числа осужденных составляла не менее трети и своего максимума численность советских зэков достигла вовсе не в 1937-м, а в начале 1950-х годов. Однако, приводимые ими цифры о прошедших через ГУЛаг (Главное Управление Лагерей НКВД СССР) сильно отличаются друг от друга: от 2,6 млн до 27,9 млн. Напомним, что все население Советского Союза в то время составляло порядка 170 млн человек. Как бы то ни было, но во всей Российской Империи в 1912 году отбывало наказание всего 183 тысячи зэков. Так откуда же в нашей стране могло появиться такое огромное количество заключенных?

На первых порах основной контингент лагерей действительно составляли «социально-опасные элементы» – бывшие аристократы, кулаки, нэпманы и т.д. Однако, по мере раскручивания маховика репрессий, перспектива угодить в лагеря открылась даже для тех граждан, которые были абсолютно лояльны большевистскому режиму. Так, в Нью-Йоркской публичной библиотеке посетителям демонстрируют микрофильм с текстом одной из секретных инструкций НКВД, где среди прочих антисоветских элементов названы эсперантисты и… филателисты!

Если в первые годы Советской власти репрессивные органы еще утруждали себя сочинением неких индивидуальных приговоров, то с середины 30-х годов данная работа настолько унифицировалась, что появились общепринятые буквенные сокращения таких формулировок. Например: КРА – контрреволюционная агитация, СХВ – сельскохозяйственное вредительство, ЖИР – жена изменника Родины, ВАТ – восхваление американской техники (после начала поставок по ленд-лизу в 1941 году) и масса иных, не менее абсурдных определений.

Поскольку, начиная со второй пятилетки, ГУЛаг получал плановые задания по объемам производства, то и работа по его обеспечению человеческим материалом тоже требовала четкой организации. Так, оперативным приказом Генерального комиссара госбезопасности Николая Ежова № 00447 от 30 июля 1937 года для всех областей и республик СССР были утверждены плановые показатели по репрессиям на третий квартал печально известного 1937-го года. Для Удмурдской (в тексте именно так – с буквой «д») АССР они являлись сравнительно скромными: 200 человек расстрелять и еще 500 – отправить в лагеря. Впрочем, одним из пунктов данного приказа допускался перевод лиц из первой категории во вторую и наоборот.

В 1941 году начальство не придумало ничего лучшего, как довести продолжительность рабочего дня в ГУЛаге до 11,5 часов с пропорциональным увеличением норм выработки. Возникшее противоречие между запредельными нормами и необходимостью выполнять план, разрешалось с помощью так называемой «туфты». Этим словом именовалась работа, сделанная лишь для отчета (к примеру, железнодорожные насыпи, которые сохраняли свою форму лишь до начала лета, поскольку наполовину состояли из снега). По одной из версий, сам этот термин произошел от принятого в лагерной отчетности сокращения «ТФТ – тяжелый физический труд». Однако, со временем заключенные стали расшифровывать его несколько иначе: «ТУФТа – техника учета фиктивного труда».

В дореволюционной России всем арестантам был положен одинаковый паек, а заключенные, занятые на тяжелых работах также получали одинаковую 50-процентную надбавку. У советских зэков все было по-другому. В начале 20-х годов в СССР сначала на Соловках, а затем повсеместно была введена система дифференцированных пайков. Суть этого «изобретения» заключалась в том, что питание узников ставилось в зависимость от выполнения ими нормы выработки. Для этого устанавливалось пять видов продовольственных пайков: гарантированный (за 75-99 % нормы); трудовой (за 100-124 %), усиленный (за 125-149 %) и «стахановский» (за 150 % и более). Еще один паек – штрафной, предназначался для провинившихся и для тех, кто выполнял меньше 3/4 нормы.

Следует иметь в виду, что все эти нормы питания для заключенных носили чисто декларативный характер, поскольку значительная часть выдаваемого пайка не доходила до простых работяг, а разворовывалась так называемыми «блатными», а нередко и самим лагерным начальством. Кроме того, повышенный паек вовсе не покрывал возрастающих энергозатрат заключенного. Если по своей неопытности кто-то из них начинал стремиться к получению «стахановской пайки», то он очень быстро приходил к полному физическому истощению (именно это произошло в 1940 году с пленными прибалтийскими офицерами, которые содержались изолированно от остальных зэков и потому совершили такую трагическую ошибку). Дело в том, что для выполнения полутора лагерных норм организму требуется в сутки не менее 4200 килокалорий! А вышеупомянутый «стахановский» паек давал лишь 3000 ккал, то есть такой работник ежесуточно недополучал минимум 1200 ккал!

По свидетельству французского историка Жака Росси (он провел в ГУЛаге 22 года своей жизни) основная масса зэков старалась выполнять не более 75 % нормы выработки и получать первую категорию питания (так называемую «гарантийку»), которая имела лишь порядка 1500 ккал. Тем не менее, только так заключенный имел надежду дожить до конца срока, поскольку из своих суточных потребностей в 2100 ккал он недополучал лишь порядка 600 ккал. То есть, тактика выживания в лагерях заключалась в том, чтобы максимально экономить свои силы и любыми способами создавать видимость выполнения 3/4 нормы или, проще говоря, «гнать туфту». Не зря в сталинских лагерях была сложена поговорка: «Не маленькая пайка губит, а большая» (в смысле «стахановская»).

Вывод, который напрашивается из всего вышесказанного, хотя и банален, но все же очень важен: Подобно рабам древности, ни один из миллионов заключенных в СССР не имел ни малейшего стимула для добросовестного труда, а тем более для увеличения количества производимого им продукта. Впрочем, нечто подобное в тот период наблюдалось по обе стороны колючей проволоки. И не в этом ли кроется главная причина бесславного краха всей советской системы?