Денис Удалов: Вслед за «мусорной» назрела реформа Лесного кодекса

– Денис Николаевич, давайте начнем с предстоящих изменений в Лесном кодексе, которые Дмитрий Медведев поручил подготовить ряду министерств. Глава Рослесхоза Иван Валентик, например, предлагает отказывать в аренде тем, кто не имеет собственных мощностей по глубокой переработке древесины. Как вы относитесь к такому предложению?

– Когда в 2007 году принимался Лесной кодекс, это был довольно революционный документ, со многими его пунктами работники лесной отрасли не были согласны. За прошедшие 12 лет в кодекс внесено 44 поправки. И по сути, это уже совершенно другой документ. Но и он тоже устарел.

Основная проблематика существующего лесного законодательства – это арендные отношения. На Лесном форуме, который проходил в апреле этого года в Перми, представители Рослесхоза озвучили статистику: 90% действующих договоров аренды лесных участков в России заключены еще до принятия Лесного кодекса 2007 года. Тогда соответствующие требования к арендаторам не были прописаны, и договоры заключались без какой-либо альтернативы, без конкурсных процедур. Ныне действующий Лесной кодекс предусматривает проведение конкурсов, в том числе по долгосрочной аренде и приоритетным инвестиционным проектам. Поэтому назрел момент, чтобы пересмотреть взаимоотношения арендатора, то есть коммерческих структур, и арендодателя – государства.

Статистика российского Минпромторга удивляет: большинство квот на экспорт круглого леса, которые выдает ведомство, получают коммерческие структуры, не имеющие арендной ресурсной базы. И возникает вопрос: откуда они берут лес для отправки на экспорт? Понятно, что идет обычная перепродажа ресурса, без какой-либо переработки. Все эти вопросы в Лесном кодексе необходимо отрегулировать, отработать на уровне Минприроды и Минпромторга России.

– Правительство поручило Рослесхозу проверить все договоры аренды лесных участков на законность их заключения и качество исполнения, эффективность лесовосстановления. Цель – выявить тех, кто не имеет собственных мощностей по переработке и занимается лишь перепродажей древесины. До Удмуртии проверка уже дошла?

– Комиссия Федерального агентства лесного хозяйства России закончила проверку всех договоров аренды в Удмуртии в начале мая. Глобальных замечаний не было. Но нас настроили на то, чтобы внимательно отнестись к выполнению арендаторами своих обязательств по охране, защите и воспроизводству лесов, в том числе выполнению лесовосстановления. И эту работу мы сейчас начинаем. Выяснилось, что у нас есть ряд системных проблем, и в первую очередь они связаны с актуальностью материалов лесоустройства.

Но над этим вопросом мы работаем. В 2018 году из федерального министерства нам выделили 36 млн рублей, на эти средства выполнены лесопроектные регламенты. Автономное учреждение «Управление Минприроды» в рамках выполнения госзадания разработало лесной план. И в том же году мы начали двухгодичный цикл работ по лесоустройству в пяти лесничествах. Недавно по результатам конкурса заключили еще пять контрактов, и по результатам же конкурса нам удалось сэкономить 18 млн рублей. На эти средства мы запустим процесс еще в двух лесничествах. На следующие два года останется организовать работу в семи лесничествах, и к концу 2021 года мы полностью завершим лесоустройство в республике.

Татарстан выполнил эти работы еще в 2017 году, им удалось найти средства в региональном бюджете. При этом у них расчетная лесосека в два раза ниже, чем в Удмуртии. Они планово занимались этой работой в течение многих лет. В Удмуртии к этой работе почему-то не приступали, и самое удивительное, даже диалога не велось с Рослесхозом. Но нам удалось найти взаимопонимание с федеральным ведомством. Мы отметили, что в республике расчетная лесосека – 3 млн гектаров, а площадь лесных пожаров составляет в год всего 4 гектара.

Налогов в бюджет с каждого кубометра мы даем почти в два раза больше, чем Иркутская область, но им выделяют 200 млн рублей на лесоустройство, при этом такая же площадь лесов у них сгорает за один пожарный период. Справедливо выделять средства территориям, где идет работа по увеличению налоговой отдачи и привлечению инвесторов, малого и среднего бизнеса, развивается биржевая торговля – потому что развивать биржу без качественных лесоустроительных материалов невозможно, на нее выставляют лес с понятными качественными характеристиками.

В 2018 году по лесной и лесоперерабатывающей промышленности мы заплатили 1,4 млрд рублей налогов. В переводе на один заготавливаемый кубометр древесины – 523 рубля. Соседняя Кировская область дает с одного кубометра 218 рублей налогов, Иркутская область – 260 рублей.

В этом году мы должны освоить в два раза больший объем работ по лесоустройству, чем в 2018-м. Это высокая планка для Удмуртии. Но самое важное – это качество выполнения работ. Не должно быть так, что мы лесные культуры посадили, а к августу они погибли. В этом вопросе есть перегибы со стороны арендаторов. Возможность заехать на свою арендную базу для заготовки леса у них есть, но как только дело касается посадки леса, так они тут же шлют письма в министерство с просьбами перенести сроки выполнения лесопосадки, потому что «распутица, техника в лес не пройдет» и т.д. Никаких поблажек о переносе сроков лесовосстановления больше не будет. И мы будем принимать работы более жестко: в случае если посажен нестандартный лесопосадочный материал, или тот, который не прошел сертификацию, или он впоследствии погиб, будут применяться жесткие санкции. Причем Рослесхоз настаивает на том, чтобы расторгать договоры аренды, если эти обязательства не выполняются. И мы ужесточим эту работу.

Что касается проверки договоров аренды, то мы еще раз убедились в правильности той политики, которую выбрали, – не переоформлять те, у которых истек срок действия. В Удмуртии многие договоры заключены до 2007 года. Когда мы с правительством республики обсуждали, что делать с этими договорами, то руководствовались экономическим эффектом. Стоимость договоров, которые были заключены, к примеру, десять лет назад, была кратно ниже сегодняшней (в части арендной платы). Поэтому республике невыгодно перезаключать контракт с арендатором на старых условиях, и мы отказались продлять срок действия 12 таких договоров. Есть вариант передать их компаниям, которые готовы реализовывать приоритетные инвестиционные проекты, либо тем, кто готов развивать новые мощности по глубокой переработке древесины и представить свои проекты на конкурсе. Хотя на краткосрочную перспективу нам проще эти участки выставить на аукцион с арендой сроком до 11 месяцев. В этом случае арендная плата поступает в бюджет, причем львиная доля – в республиканский. Но на долгосрочную перспективу нам выгоднее развивать глубокую переработку, потому что это создание новых мощностей, мы сможем продавать больше готовой продукции и получать больше дохода.

– А насколько сегодня развита в Удмуртии глубокая переработка древесины? Есть ли перспективы для роста?

– В прошлом году мы занялись анализом ситуации в лесопромышленном секторе Удмуртии. Сегодня у нас имеется 1,8 млн кубометров древесины, которые мы можем перерабатывать внутри республики. Объем заготовки древесины – чуть более 2,8 млн кубометров. То есть на миллион кубометров расчетной лесосеки у нас не хватает мощностей. И мы, конечно, заинтересованы, чтобы вводить новые мощности по переработке древесины.

Сегодня лесопереработка хорошо развита в Увинском районе. Там сложилась своего рода кооперация между лесопромышленниками. Предприятие «Увадрев-Холдинг», которое производит древесную плиту; компания «Орион», которая получает березу для производства фанеры; и компания «Восток-ресурс», которая работает с пиломатериалами, занимаются, по сути, обменом лесосечного фонда между собой. Дровяная древесина идет в «Увадрев-Холдинг», фанера идет в «Орион», в пиловочник – «Восток-ресурсу». Еще одно предприятие из Увы обратилось в министерство с просьбой, чтобы мы указали им территорию, где они могли бы развивать глубокую переработку.

В других районах также есть ряд компаний-чемпионов, которые показывают хорошие результаты, и нам хотелось бы обеспечить их лесными ресурсами, чтобы они дальше развивались. Например, компания «Интерра» в Кизнерском районе с 2001 года строит качественные деревянные дома, не имея ни расчетной лесосеки, ни арендной базы. Сейчас с этой компанией мы ведем переговоры.

Еще одно предприятие в Сюмсинском районе также, не имея арендной базы, производит фанеру. Другая компания, у которой, к сожалению, договор аренды был прекращен, обратилась к главе республики, и по его просьбе мы пошли навстречу лесопромышленнику, в этом году выделяем ему около 60 тыс. кубометров расчетной лесосеки, чтобы производство продолжало развиваться. Сейчас это предприятие уже написало концепцию по развитию приоритетного инвестпроекта, которым предусмотрено деревянное домостроение, производство пиломатериалов, древесного угля, востребованного алюминиевыми компаниями. Также они намерены производить многоразовую посуду из фанеры. Сейчас это очень модно в Европе, например, на крупных фестивалях – человек воспользовался, отдал назад и вернул свои деньги, либо забрал как сувенир. Будем разрабатывать нормативный акт о применении такой методики на наших крупных фестивалях. Эту идею подсказали члены общественного движения «Зеленый паровоз». Надеюсь, что в 2020 году начнем производство такой многоразовой брендированной посуды.

– В прошлом году было принято решение создать на севере республики лесоперерабатывающий кластер. В сентябре 2018-го было уже три заявки от инвесторов, которые ждали только, когда Глазов получит статус ТОСЭР. Как с тех пор продвинулась работа по строительству лесоперерабатывающих мощностей?

– Нам бы хотелось развить в Глазове такую же кластерную модель, как в Уве, потому что на севере республики лесопереработка фактически отсутствует. Мы уже больше года ведем переговоры с разными инвесторами и не можем прийти к консенсусу. Сначала удалось выработать взаимопонимание, но затем инвесторы заявили, что концепция поменялась. Они говорят, что не хватает расчетной лесосеки, которая есть на севере Удмуртии. Мы запрашиваем соседний Пермский край, где отвечают, что могут предоставить миллион кубометров расчетной лесосеки на расстоянии 500 км от предполагаемого производства. Тогда инвесторы ссылаются на то, что не дают кредит в банках. На запрос Минприроды банки заявляют, что под такой большой объем лесосеки готовы кредитовать будущих производителей. Но на этом этапе инвестор почему-то пропадает.

Думаю, к концу года мы сами займемся реализацией конкретного бизнес-проекта в Глазове: либо через корпорацию «Развитие Удмуртской Республики», либо через автономное учреждение «Удмуртлес». В течение восьми месяцев мы проводили анализ положения в лесопромышленном комплексе республики и работали над созданием концепции лесной промышленности. В январе этого года мы представили ее общественности. В ней прописано, в том числе, и создание кластера в Глазове. Планируем в ближайшее время подписать соглашение с Национальной ассоциацией «Русский лес» по реализации направлений концепции, в том числе и по Глазову. Мы считаем, что инвестор должен быть из Удмуртии, но к работе по созданию кластера необходимо привлечь федеральную помощь.

– Какова в Удмуртии территория леса, не переданная бизнесу в аренду для заготовки и реализации древесины? Сколько республиканский бюджет теряет от неиспользования этих площадей?

– В распределении расчетной лесосеки есть баланс. Мы традиционно держим около 300 тыс. кубометров древесины для обеспечения собственных нужд населения. Еще 300 тыс. кубометров относятся к особо охраняемым природным территориям, где запрещено вести какую-либо хозяйственную деятельность. На проведение краткосрочных аукционов для обеспечения малого и среднего бизнеса определено 200-250 тыс. кубометров расчетной лесосеки, это аренда участков сроком до 11 месяцев. В прошлом году у нас были расторгнуты
12 договоров аренды, о которых я говорил выше, высвободилось еще 300 тыс. кубометров расчетной лесосеки, по которой мы, скорее всего, будем проводить краткосрочные аукционы. Но если на данный объем древесины найдутся инвесторы, то будем работать с ними. И остальной объем лесосеки – более 1,2 млн кубометров – находится в аренде. При такой пропорции мы ни одну из категорий лесопользователей не оставляем без ресурсов.

Мы с Главой Удмуртии регулярно посещаем районы, и периодически возникает вопрос обеспечения древесиной малого и среднего бизнеса. Да, мы готовы обеспечить их древесиной, но что мы получим взамен? В 2017 году было выделено на лесные краткосрочные аукционы 7 тыс. кубометров леса, налогов было уплачено 3 млн рублей. В 2018 году мы выделили уже 14 тыс. кубометров, а получили с них 2,8 млн рублей налогов. То есть произошло падение финансовой отдачи, то же самое и по численности рабочих мест. И мы задаем бизнесу резонный вопрос: почему так происходит? Нам отвечают, что платят налоги по упрощенной системе. Но тогда должна быть социальная ответственность бизнеса на отведенной ему территории. Но мы видим, что есть попытки от такой ответственности уклониться. И, наверное, нам с такими партнерами не по пути.

– По словам Ивана Валентика, ситуация с незаконными рубками в российских лесах в целом остается достаточно сложной. А какова ситуация в Удмуртии?

– В 2018 году нам все-таки удалось переформатировать работу межведомственной комиссии, которая работает вместе с правоохранительными и надзорными органами. Мы ввели выездной формат работы комиссии и теперь выясняем ситуацию с незаконными рубками непосредственно на месте. Это нам позволило улучшить показатели, но тем не менее в 2018 году мы зафиксировали 161 случай незаконной рубки древесины. Государственному лесному фонду был нанесен ущерб в 50 млн рублей. Однако по сравнению с другими регионами ПФО статистика у нас положительная.

– Еще в прошлом году Минприроды Удмуртии разработало законопроект, регулирующий деятельность пунктов приема и переработки древесины. Осенью законопроект поступил в Госсовет, однако до сих пор он не включен в повестку сессий для рассмотрения. На апрельской сессии Александр Бречалов заявил, что из-за непринятия этого закона бюджет республики в этом году недополучил 300 млн рублей. С чем вы связываете затягивание рассмотрения законопроекта? И какие последствия от его отсутствия отрасль ощущает уже сейчас?

– Сложилась уникальная ситуация. Мы готовили законопроект восемь месяцев, неоднократно встречались с профильным комитетом Госсовета. Они просили нас упростить требования к владельцам лесопилок, чтобы не было большой нагрузки на малый бизнес. И мы оставили в законопроекте лишь пункты о том, что должен быть учет лесопилок и что контролировать процесс должно правительство и правоохранительные органы. Но после выступления главы республики в комитете нас начали критиковать: что мы сделали слишком простой законопроект, что в законах других регионов больше конкретики. При этом все соглашаются, что контроль над пунктами приема древесины необходимо систематизировать. Мы выделяем около 300 тыс. кубометров древесины для обеспечения нужд местного населения, а массового строительства не происходит. Спрашивается, куда эта древесина идет? Когда заходим в любой населенный пункт, видим частные лесопилки. Если в 2008 году в Удмуртии была зарегистрирована 181 частная лесопилка, то сейчас уже 1 170. И когда сотрудники МВД приходят к владельцу и спрашивают, а есть ли у него разрешение на лесопилку или регистрация ИП, то им отвечают, что распиливают древесину для собственных нужд. Но на самом деле дельцы собирают у населения заявления, доверенности на право пользования древесиной и занимаются коммерческой деятельностью. Теневая экономика налицо. Но мы не можем найти взаимопонимание с Госсоветом. При этом на федеральном уровне подобный законопроект уже прошел первое чтение в Госдуме, ожидается, что с 1 июля 2020 года федерация урегулирует эту деятельность.

Из-за того, что мы в Удмуртии не можем принять закон, мы теряем средства, которые могли бы поступать в бюджет. По нашим оценкам, это около 300 млн рублей в год. Если коммерсанты хотят вести лесопилочный бизнес, то пусть регистрируются, показывают отчетность и выплачивают налоги.

Позиция главы республики в этом вопросе очень жесткая, и, я думаю, мы отстоим законопроект, чтобы мы не потеряли еще год. Многие соседние регионы – например, Кировская область, Пермский край, уже приняли подобные законы.

– С прошлого года добросовестные лесопользователи обрели возможность реализовывать древесину на площадке Санкт-Петербургской товарно-сырьевой биржи. Как продвигается эта работа?

– В 2018 году мы стали четвертым субъектом России по объему реализации древесины через биржу. В апреле этого года вышли уже на 3-е место. По результатам мая, возможно, даже перегоним Иркутскую область и выйдем на 2-е место. Пермский край мы уже обогнали.

Когда начинали работу на товарно-сырьевой бирже, никто всерьез не воспринимал ее возможности, в том числе и бизнес. Но мы показали прозрачные и понятные правила работы на бирже, исключающие конфликты интересов, и бизнес в них поверил. Сейчас на этой площадке зарегистрировано уже 150 контрагентов из Удмуртии.

– На Национальном лесном форуме руководитель Рослесхоза предложил привлекать к охране лесов бизнес, создавая совместные проекты с крупными производственными компаниями – арендаторами лесных участков. Он привел в пример соглашение между Федеральным агентством лесного хозяйства, Правительством Красноярского края и АО «Русал», согласно которому компания взяла на себя обязательства по охране арендованных ею полумиллиарда гектаров резервных лесов. Насколько реальна такая перспектива в Удмуртии?

– В Лесном кодексе уже прописаны обязательства арендаторов. Например, при тушении лесных пожаров они обязаны принять меры по нераспространению пожара на своей территории. Но обязательства тушить пожар и охранять лесные угодья в кодексе не прописаны. Закон регламентирует лишь то, что арендатор должен разработать проект освоения лесного участка, в котором прописать противопожарные мероприятия – создание минерализованного поста, пожарных разрывов, пунктов сосредоточения пожарного инвентаря, и на определенную площадь у него должны быть и пожарная машина, и пожарный расчет. Проект должен пройти гос-экспертизу, и органы власти обязаны ежегодно проверять исполнение прописанных в проекте обязательств.

Лесной кодекс содержит серьезное противоречие: в нем говорится, что тушить лесные пожары обязаны органы исполнительной власти, а арендатор – лишь принять меры по нераспространению пожара. А как принять эти меры, не проводя самих работ по тушению? Это же парадокс. Надеюсь, что при разработке нового Лесного кодекса эти пробелы будут учтены.

Автор: Мария Наумова